Нынешние представления о городе, его прошлом и будущем сравнительно молоды и сформировались под сильным впечатлением всего того, что происходило последние две сотни лет, которые включили в себя почти всю, от начала до конца, историю индустриального, промышленного города. Появление в городах фабрик и заводов, привлеченных присутствием рынков сбыта и квалифицированных кадров, другими городскими ресурсами, породило устойчивое ощущение прямой взаимозависимости города и промышленного производства.
Восприятие города как места, где сосредоточено изготовление самых нужных вещей, в разной степени разделяется как марксистами, так и их критиками, как экономистами, так и географами, социологами, историками, градостроителями, градоведами и урбанистами. Пика популярности отношение к городу как к месту промышленного производства достигло в СССР, где стало основой государственной градостроительной политики.
Большинство нынешних толкователей города, как российских, так и зарубежных, продвинувшихся от Карла Маркса до Джейн Джекобс, продолжают считать город пассивной материей, не способной к развитию без помещенного в нее мотора в виде завода. Ощущение того, что город обязан своим существованием внешним силам, приходящим в него, поселяющемся в нем, особенно живуче в нашей стране, где завод по-прежнему «больше, чем завод».
В рождающейся сегодня картине постиндустриального города место уходящего из него завода занимает сфера услуг; кажется, что одно производство сменяет другое. Между тем, индустрия обслуживания, услуги транспортные и бытовые, эпизодические и регулярные, информационные и процедурные, медицинские и образовательные, стандартные и уникальные, со сложной и меняющейся типологией не порождают, а сопровождают город практически с момента его возникновения.
Заданная когда-то оптика и имеющиеся инструменты не позволяют определить очертания будущего, его физику и образ. Обезличенные и отвлеченные показатели вроде ВВП и ВРП не имеют прямого отношения к происходящему и производимому в самом городе, они не раскрывают реальное наполнение видов деятельности и не соотносимы с тем, что происходит в городском пространстве. Действующая система оценок и представлений вытеснила из рассмотрения, подавила, обесценила и самостоятельную пространственную активность города, и питающие его жизненно важные внутренние источники силы и привлекательности.
Завод не столь органичен для города, не так жестко с ним связан, как казалось и кажется. Заводы меняют локализацию, переезжают из одной части страны в другую, из страны в страну, из городов за их пределы и обратно. У производства и проживания разные, зачастую противоположные, предпочтения. В отличии от жилья производство готово мириться с тяжелым климатом Крайнего Севера, пребыванием на морском шельфе или в безводной пустыне. Столицы и большие города редко бывают рядом с источниками сырья и местами его переработки. Русская промышленность последовательно предпочитала городам усадьбы, деревни и села, где производились уникальный фарфор, замечательный текстиль и современное оружие.
Функциональные, производственно-ориентированные модели города оказываются зыбким и ненадежным основанием для определения его убедительного и привлекательного облика. И если наивный функционализм, который упорно насаждался в архитектуре, отчасти смягчался влиянием открытий современного искусства, то градостроительство под натиском прагматиков и любителей абстрактных моделей оказалось беззащитным. Определение специфики города, его сущности, того нужного и ценного, во имя чего города существуют, оказывается трудно уловимым вне обращения к истории и истокам.
Предшественниками городов были не стоянки охотников и собирателей, не поселения первых земледельцев, изолированных друг от друга, избегающих контактов с соседями и склонных к простому воспроизводству без развития. Основателями городов, инициаторами их появления стали яркие индивидуумы, выделившиеся из коллективного организма кровнородственной общины или пришедшие в нее извне. Этими индивидуумами, бросившими вызов общине, разрушившими ее в конечном счете оказались первые специалисты, первые профессионалы – воины и торговцы, поначалу успешно совмещавшие грабежи с торговлей.
Стремящиеся к власти и богатству избирали принципиально иные, отсутствовавшие до тех пор формы в том числе и пространственного поведения. Военные подчиняли себе местные элиты, аристократию и вождей, заставляя платить контрибуции и налоги. Торговцы расширяли область и состав обмена, вводили в обиход деньги и устанавливали контроль над локальными и транслокальными рынками.
Будущие создатели городов, организаторы, инициаторы межгрупповых общественных контактов, как конфликтных, так и вполне мирных, поначалу были мигрантами, не сидели на одном месте. Местами их обитания были поля сражений и ярмарок, нередко совпадающие по локализации, торговые пути и маршруты военных экспедиций. Варяжские князья, собирая налоги с податного населения, не испытывали поначалу неудобств от пребывания в домах подданных. Столь же невзыскательными были торговцы, проводившие в пути месяцы и годы. И именно эти люди, устав от постоянных перемещений, возложив на своих подчиненных и агентов главные риски, стали на все более продолжительное время оседать в определенных точках, становящихся городами.
В отличие от своих исторических предшественников, города не прятались в лесах, на болотах, в недоступных местах, куда ведет единственная малоизвестная тропа. Они гордо демонстрировали свое присутствие, занимая самые обозреваемые и посещаемые места, перекрестки дорог и визуальных связей, вершины холмов и места у слияния рек. Город, всегда лучше защищенный от агрессии, не зависел и от капризов погоды, от засух и наводнений, от того, что усложняло жизнь земледельцев и охотников.
Военные и торговцы быстро обрастают помощниками, профессионалами и специалистами. То, что военные раньше изымали у побежденных народов, а торговцы привозили из далеких стран, стало производиться в городах. Возник институт регулярного устойчивого спроса и потребления. Новым трофеем и товаром становится ремесленник, специалист-профессионал, его умения, т. е. нечто более эффективное, ценное и легче прививаемое к телу города. Успешные ремесленники свозились в столицу Чингисхана Каракорум, были предметом гордости городов-гигантов XVI–XVII веков вроде Амстердама и Венеции.
Самым популярным продуктом городского производства, самым выгодным товаром и ценным трофеем становятся предметы роскоши. Город специализировался на «излишнем» и уникальном, которое, по известному выражению, оказывается более востребованным, ценным и нужным, чем «необходимое». Тяга к излишнему и неповторимому оказывается спровоцированной, подогретой городской культурой, постоянно растущими потребностями элитариев от бизнеса и власти, успешно доказывающими, что у богатства и роскоши, в отличие от бедности и нищеты, пределы отсутствуют.
Города рождались и складывались как разборчивые и требовательные потребители, диктующие цели и задачи, смыслы и стандарты, идеи, прообразы и концепции продуктов. Производитель, средневековый ремесленник или директор советского завода, консервативен и не склонен к новациям. Он готов до последнего сопротивляться изменениям, которые требует город, которые он навязывает своему ближнему и дальнему окружению. Только потребности города, постоянно опережающие возможности производства, стимулируют развитие, запускают и перезапускают процесс, который принято называть прогрессом.
Ведение войн и заморская торговля, управление растущим хозяйством, сбор и накопление налогов, обеспечение экспедиций требуют знаний и умений, носителями которых становятся профессиональные инженеры, астрономы, химики, географы, конструкторы кораблей и крепостей. И все они, включая солдат, чиновников, ремесленников и банкиров, обитателей и создателей городов, не настроены самостоятельно производить массовый стандартный продукт и включаться в рутинную работу. Производство обособляется, уходит на периферию или за пределы города. Знаменитое венецианское стекло производится на островах, вдали от площади Сан-Марко.
Выделение, профессионализация сферы услуг стала одной из величайших новаций, рожденной городами. Институт семейного обслуживания и персональной прислуги вытесняется «человеческими индустриями». Врачи и учителя, кулинары и артисты, свободные и получающие высокий статус «придворных», звезды и простые труженики малого городского бизнеса заполняют поры городского пространства, его первый этаж, воспитывают облик, среду и атмосферу, именуемыми «городскими».
Город подарил своим обитателям свободное время, поделил время на трудовые будни и праздники и сделал праздники – кульминацией потребительской активности, отчетливо обозначив особую роль потребления.
Изначально город не связан с землей как источником существования. Основателей успешных городов, в отличие от земледельцев, от людей, добывавших камень или золото, не волновали качество почвы или наличие ископаемых. Город зависел не от земли, но от связей с местами, где нечто росло, возделывалось, добывалось и производилось.
Торговые города, города-рынки и города-ставки или резиденции отмечены разными родовыми чертами и признаками, легко различимыми даже спустя столетия. Носителями этих признаков являются пространственные зародыши, геномы и сгустки материи, сосредоточенные в центре города, который далеко не всегда возникал в его середине. И рынок, и дворец без ущерба для их репутации, подобно Кампо в Сиене или Тоомпеа в Таллине могут сдвинуться к его границам.
Париж с Лувром, Петербург с Зимним дворцом, Пекин с Гугуном по своему происхождению города-резиденции. Прямыми и чистыми примерами города-резиденции оказываются Версаль и Эскориал, Царское Село и Потсдам. Более поздними версиями городов-резиденций становятся новые столицы – Нью-Дели, Бразилиа, Канберра, Исламабад и Астана. Центральное, самое высокое и значимое место в таком городе занимают замок или дворец, обычно с парадной площадью для официальных церемоний и торжеств, становящейся своего рода метафорой полей битв и сражений, оставшихся за победителем.
Торговые города вроде Венеции, Флоренции, Пскова и Великого Новгорода разворачиваются вокруг рыночных площадей с торговыми рядами, т. е. вокруг публичных общедоступных многолюдных мест, способных вобрать все население города. Здание городского совета или парламента подтверждают статус площади, ратуша обозначает ее, не стараясь подчинить и подавить. Современными версиями торговых площадей оказываются обширные деловые районы, скопления офисов и банков, наследующие пространственные претензии своих предшественников.
У города-резиденции и города-рынка разные стратегии, разные отношения с окружающим миром, разные локализации. Власть предпочитает иметь дело с понятными субстанциями, с территориями, имеющими четкие параметры, ясные границы и стабильное устойчивое население, все то, что позволяет вести учет и контроль, управлять и регулировать. Власть должна оказаться в середине управляемой территории, в точке, равноудаленной от всех и равно ко всем приближенной. В этой точке оказывается столица, главный город. Сюда же направлены все внутренние связи, здесь сходятся все пути. Власть, сколь бы демократичной и распределенной она ни была, всегда предпочитает моноцентричность, ясную иерархию, ровную, вертикальную, относительно закрытую, интровертную структуру.
У бизнеса иная пространственная природа. Он опирается на открытые, сетевые структуры и старается преодолеть барьеры, препятствующие установлению необходимых контактов. Ранние торговцы, основатели городов-рынков стремились не к центру регионов или метрополий, а к границам, местам встречи внутренних и внешних путей. Рынки возникали у слияния рек, на волоках и берегах незамерзающих морей, в тех точках, откуда начинались пути в другие, заморские миры.
Города-рынки становились воротами страны, тесно взаимодействующими с такими же воротами других стран, при активном посредничестве мировых океанов, водного и позднее воздушного. Торговля, рынки и обмен породили экстравертные, горизонтальные связи, идущие поверх государственных и региональных границ. Сетевые структуры не наделены ригидностью государственных образований, они гибки, подвижны, часто меняют очертания, быстро возникают и быстро распадаются. Это истории Ганзейского Союза, городов Шелкового пути, Ост-Индских компаний, история соперничества Венеции и Генуи, наконец, история нынешних транснациональных сетей – сухопутных, морских и воздушных.
Чистые, без примесей, города-резиденции и города-рынки – некое допущение; на практике они существуют не порознь, но в одних и тех же пределах. Власть и бизнес, «друзья-соперники», нуждающиеся друг в друге, они взаимозависимы и одновременно стараются друг другу не уступать. Абсолютное большинство городов имеет в своем анамнезе и рынок, и замок. Кремль и Красная площадь Москвы, Дворцовая и Сенная площади Питера, Градчаны и рынок в Праге, Уайт-холл и Сити в Лондоне, Берлинский замок и Александр-плац – замок на скале и рынок под скалой, центры верхнего города и нижнего, два средоточия смыслов и силы, два архетипа, претендующих на первенство, способны или вступить в диалог и запустить внутригородской механизм развития или, затеяв склоку, ввергнуть город в состояние кризиса.
Отношения центральной власти и большого бизнеса завершаются их разводом, как в случае Нью-Йорка и Вашингтона, Мадрида и Барселоны, Пекина и Шанхая или браком, который ценой немалых усилий складывался в Лондоне или имперском Санкт-Петербурге.
Начав с управления и торговли, город вскоре обнаружил способность к производству и распространению культуры. Зародышем того, что впоследствии превратилось едва ли не в самое примечательное и заметное место города – его культурный, культурно-исторический центр, были очаги пантеистических культов, скрытые от посторонних глаз таинственные миры предков. Разделение окружения на мир живых и мир мертвых положило начало созданию храмов и святилищ. Город превратил культы в культуру, став местом рождения больших религий и церкви.
Орденские замки, города-монастыри, государства крестоносцев бросали вызов и светской власти, и власти меркантилизма. Церковь становится генератором и хранителем этических норм и поведенческих стандартов, создает школы, университеты, больницы, дома призрения. Здесь находят работу, приют и защиту художники и литераторы, хроникеры и философы. Здесь создаются и испытываются базовые модели, архетипы дома и города, складывается представление о пространственном порядке и регулярности.
Церковь не просто сопровождала власть и торговлю, размещая храмы у замков и рынков, но активно формировала мир. Храмы, большие и малые, главные и второстепенные соборы стран и городов организуют вслед за городским силуэтом весь культурный ландшафт. Церковь успешно доказала, что власть над умами и торговля правом на вечную жизнь оказываются не менее эффективным занятием, чем владение землями и продажа заморских товаров. Эту власть и влияние оспорили наука и искусство, выращенные, воспитанные, сохраненные в лоне церкви, но освободившиеся от ее опеки и ставшие ее конкурентами и противниками.
Эмансипированная культура не могла состояться без поддержки покровителей в лице власти и бизнеса, с их помощью создаются светские храмы, театры и музеи, которые невозможно представить вне городов и без которых невозможен город. Культурные институты приобретают вес, сопоставимый с весом церкви, обнаруживают впечатляющую жизнеспособность, склонность к независимости и саморазвитию.
Двигаясь дальше, культура предложила свою систему внематериальных ценностей, какими становятся новости, сообщения и распоряжения – все то, что принято называть информацией, то, что в значительной степени контролировалось церковью, теперь поступило в свободный оборот как уникальный культурный продукт. Вслед за властью и бизнесом культура создает свои локусы, свои очаги, тяготеющие к историческому центру, к месту зарождения города.
Жителей города не связывали ни родство, ни совместный труд. Более того, их не всегда объединяли власть и бизнес. Силой, способной создать и сплотить городское сообщество, оказывается культура и ее материальное воплощение – культурно-исторический центр.
Превратившись в третью силу, культура заимствовала у церкви, унаследовала у нее право на создание картины мира, картины будущего, идеального города и идеального мира – того, в чем власть и бизнес были не всегда успешны и убедительны.
Инкарнациями монастырей и паломнических центров, своего рода моногородов, порожденных культурой, становятся университетские города, наукограды, туристические центры и города-курорты, более успешные и жизнеспособные в сравнении с городом-заводом.
Городское сообщество, разнообразное, многоликое и многочисленное, компактно собранное в одном месте, ощущавшее внешнее давление, было вынуждено управлять пространственным развитием, создавать особые институты и практики.
Образ жизни, атмосфера, среда все больше отделяют город от природы, все активнее противопоставляют естественному окружению. С момента своего рождения город обнаруживает претензии на создание собственного, искусственного мира, сделанного руками человека по другим законам, отличным от законов природы.
Культурный ландшафт, его компоненты, дороги и мосты, дамбы и каналы, причалы и платформы, гигантские храмы и дворцы возводились и поддерживались невзирая на немыслимые, кажущееся неразумными и нерациональными усилия, по сути своей адресованные будущему и спровоцированные инстинктом выживания через продолжение рода.
Новое, сегодняшнее будущее состоит из авиасообщений, скоростных железных дорог, автомагистралей, космических группировок, контроля экологии и параллельного цифрового ландшафта.
Комментарии (0)