Климат, пространство или традиции – что больше влияет на горожанина? Как столичность или провинциальность города определяют самоощущение его жителей? Об этом под занавес 2023 года побеседовали известный «мозговед» Татьяна Черниговская и главный архитектор Москвы Сергей Кузнецов в ходе «Диалога о человеке в современном городе: границы в нашей голове. Влияние городских пространств на человека». Встреча прошла в рамках мероприятия Москомархитектуры «Комфортный город».
Про холмы и шум дождя
Заведующая кафедрой проблем конвергенции естественных и гуманитарных наук СПбГУ, директор института когнитивных исследований, доктор биологических наук, академик РАО Татьяна Черниговская – житель Санкт-Петербурга, но по долгу службы часто бывает в Москве, и поэтому отчетливо ощущает разницу между двумя столицами. По ее словам, во-первых, на их жителей по-разному влияют климат и городские пространства.
«Как специалист по мозгам и ментальности, хочу заявить, что на мозг человека влияет все. Ребёнок, который растет в спальном районе, где он видит одинаковые дома, лужи и весь прилагающийся список атрибутов, отличается от того, кто вырос на Петроградской стороне или на Васильевскомострове, даже если у него распрекрасная генетика и замечательная данные, - говорит она. - Мозг – не решето. Все, что он видел, останется там навсегда. Даже если мы осознанно этого не помним, мозг помнит, поэтому наступит момент, какой-то тумблер переключится, и человек выдаст характерную реакцию на раздражители».
По ее мнению Москва отличается от Санкт-Петербурга совершенно другими пространствами, начиная с того, что столица расположена на холмах. В Санкт-Петербурге же пространство низкое, дома невысокие, особенно в центре, и кругом вода.
«Когда улица или дорога идет немножко вверх или вниз, я страшно радуюсь, потому что мы в Санкт-Петербурге живем на абсолютно плоском блюдце, и нам точно не хватает хотя бы маленьких перепадов, - продолжает Татьяна Черниговская. - Ну как это может не влиять? Я обожаю, например, когда идет дождь. Хлебом не корми, дай дождя или хотя бы шум дождя. Это же откуда-то взялось?»
Но в целом вопрос отличий гораздо более сложный. По словам профессора, Питер социально консервативнее Москвы, и поэтому тема развития общественных пространств, бесшовного передвижения по городу, столь популярные в Москве, не могут быть такими в городе на Неве.
«Санкт-Петербург - это как бы другая история. Здесь гораздо более замкнутая жизнь, в другом темпе и с другой энергией, - утверждает эксперт. - Дело даже не в том, что у нас хуже климат, что-то есть в характере людей другое. Очень показательна простая вещь: в Москве магазины открываются, условно, в 8 утра, а в Петербурге – в 11. Они не работают раньше потому, что все спят. И дело здесь не в магазинах, это ментальность такая».
Про столичность и идентичность
Сергей Кузнецов говорит о том, что и в среде архитекторов Санкт-Петербург известен своей очень консервативной позицией.
«Любой новый проект там движется с чудовищным скрипом. Я считаю, например, очень успешным решением башню Лахта Центра, которая была максимально обругана местным сообществом, - рассказал главный архитектор Москвы. - Ко мне как-то обратилась за комментарием журналист, желая в своем тексте раскритиковать эту башню. Я предложил ей съездить в здание, чтобы объяснить, почему я вижу в его строительстве больше хорошего, а не плохого. Когда мы вышли оттуда, она решила написать хвалебную статью: я, говорит, осознала, что мы реально ничего не понимаем».
Однако, по словам архитектора, разница между двумя столицами, существовала не всегда, точнее все было наоборот. До переноса столицы в 1918 году Санкт-Петербург был заметно больше Москвы. Там проживало 2,5 млн человек, против 1,3 млн в Москве.Однако ситуация изменилась очень быстро. Уже стало к концу 20-х годов Москва выросла до 4-5 млн жителей.
«Санкт-Петербург не был городом-музеем до этого момента. Наоборот, Петербургом принято в истории архитектуры поражаться, насколько часто, много, и зачастую необоснованно он перестраивался, - утверждает Сергей Кузнецов. – Это всегда была выставка ультра-авангарда своего времени».
Архитектор уверен, что если бы столица не переехала в Москву, сейчас все бы жили в Петербурге, в каком-нибудь новом районе с небоскрёбами. Город был бы набит самыми модными заведениями.
«Реально это был бы по своему духу какой-нибудь Нью-Йорк или Амстердам. Потенциально Петербург - с большим отрывом самый модный и прогрессивный супер-город земли. Потому что у него есть обалденный бэкграунд, - уверен он. - Пока с точки зрения новых прорывных проектов город на Неве находится в спящем состоянии, но если ему добавить «перца», это будет нечто сумасшедшее, как Лондон или Нью-Йорк, с сочетанием классного исторического контекста и нового ультра-модного авангарда, который реально вдохновляет».
По словам эксперта, до революции в архитектуре Санкт-Петербурга «пленных вообще не брали», реализовывали очень смелые вещи. В качестве примера Сергей Кузнецов рассказал о том, как было принято решение строить Исакиевский собор, точнее четвертую его версию. И если первое его решение было похоже на «небольшую избушку», то третий вариант выглядел вполне себе интересным архитектурным проектом. «Если бы стоял третий собор на этом месте, никто бы особо не удивлялся, потому что это был реально большой городскойдом. Тем не менее, его снесли. Что поразительно. И построили новый», - рассказал Сергей Кузнецов.
Новую версию традиционно восприняли в штыки. По словам Татьяны Черниговской в XIX веке светское общество на чистом глазу считало, что такая огромная махина была просто обязана провалиться в болото. И когда запустили сплетню, что так и произошло, десятки карет поехали к собору убедиться, что он ушел под воду.
«Обратный пример - Храм Христа Спасителя в Москве. Да, он был большой и классный, хотя и проигрывающий архитектурно Исакию, но так получилось, что его снесли, - продолжает Сергей Кузнецов. - А восстановили его точно таким же, даже с некоторыми ухудшениями, что еще более странно. А ведь можно было построить новую версию храма какой-то сумасшедшей интересности».
Архитектор считает, что именно интересные с архитектурной точки зрения решения формируют идентичность города. В обществе же бытует мнение, что идентичным городской проект может быть только тогда, когда он похож на то, что уже построено.
«Наоборот, все, что становится в последствии идентичным, то есть символы определенного места, которые начинают печатать на деньгах, вешать на гербы и прочее, когда-то было как раз максимально непохоже на все, что построили до того, - утверждает Сергей Кузнецов. – Вот навязший на зубах пример с Эйфелевой башней: только ленивый ее не поругал сначала, а теперь она символ не только Парижа, но и всей Франции. Мы это с Парком Зарядье проходили, когда все говорили, что он не может быть в центре Москвы, настолько не вписывается, мол, диссонанс и контраст».
Если углубиться в историю, то и Собор Василия Блаженного был таким диссонансом, начиная с того, что его строили итальянцы в очень консервативной стране. То же самое можно сказать про Успенский и Архангельский соборы. «Власти того времени проявили серьезную смелость, пригласив иностранных архитекторов, невзирая на общественное мнение, - считает Сергей Кузнецов. - Когда читаешь исторические файлы, поражаешься, их как будто вчера написали. «Что, у нас своих архитекторов не хватает?», - говорили и тогда, и сейчас».
Татьяна Черниговская рассказала об идее автора книги «Культура и взрыв» Юрия Лотмана. Он утверждает, для того, чтобы в культуре появилось что-то новое, нужно более одного взгляда.
«Если два собеседника ничем не отличаются, такой диалог ни к чему не приведет. Должны столкнуться разные культуры, - утверждает она. - Скажем, в Рим вошли варвары – ужас и страх – а получилось что? Новый мир, новый тип культуры, новый стиль. Получается, когда идет репликация того, что было, – это тупиковый путь».
Когда критики обвиняют архитекторов в иностранном влиянии, они забывают, что Нью-Йорк, например, ставит перед собой задачу приглашать к себе заметных архитекторов со всего мира, чтобы они строили в городе свои здания. При этом США по количеству известных архитекторов считается страной номер один в мире.
«Некоторые не знают, что в основном все, что считается иконой русской архитектуры, сделали не русские. Те же, кто знает, расстраиваются, говорят, что мы бездарность, - говорит Сергей Кузнецов. - На самом деле, это полный бред. Конечно, это русское, просто когда-то у кого-то хватило смелости притащить сюда другую культуру, с ней столкнуться, и получить Покров на Нерли, Василия Блаженного, Петербург и Московский Кремль».
О функциях мегаполисов
Между тем, есть в Москве и Санкт-Петербурге «фишки», которые их объединяют. Татьяна Черниговская считает, что если про столицу говорят, что она – не Россия, то и про Санкт-Петеррбург можно скатать то же самое.
«Петербург - это бесспорно Европа, это очевидно по многим вещам, - утверждает она. - Разумеется, с Москвой они никакие не конкуренты и, вообще, им даже нечего заимствовать друг у друга. Это многомилионные города. Раньше говорили, что петербуржцы вежливые, улыбаются, всем все покажут, проводят. Они где, эти петербуржцы? Их давно нет. Как во всяком мегаполисе, здесь люди очень разные».
Мегаполис – это вообще другая сущность, считает Сергей Кузнецов. По его словам, в профессиональной архитектурно-строительной среде есть догма, что это самые похожие друг на друга образования. Например, Москва намного больше похожа на Нью-Йорк, чем на Казань. А Нью-Йорк не похож даже на такой большой город, как Даллас. Все дело в том, что в мегаполисе гораздо больше разнообразных сообществ, чем в менее крупном городе. При этом человек почти всегда одновременно относит себя к разным сообществам и поэтому чувствует себя в мегаполисе комфортнее.
«Существует так называемая «внутриэтническая комплиментарность», то есть определение людей в этносе по принципу свой-чужой: разговаривают на одном языке, имеют один цвет кожи и т.д., - говорит архитектор. - Кто такие русские в этой связи? Русским может быть и татарин, и даже немец, если он ментально близок к другим жителям нашей страны».
По мнению эксперта, базовая идентификация по признаку свой-чужой может приводить даже к брачному союзу. Человек, пусть и другой национальности, который окажется членом максимального количества похожих сообществ (тоже вегетарианец, например, любит рисовать и смотреть сериалы), будет восприниматься более своим, чем тот, кто любит лузгать семечки на корточках и «сидеть на районе». Хотя формально у людей при этом может быть одна национальность.
«Мегаполисы дают главный продукт – возможность максимального участия в разных сообществах. Здесь большой их выбор, - продолжает Сергей Кузнецов. - Если в малых городах у человека интересы выходят за рамки типичного местного поведения (надо работать на местном заводе, а вечером бухать и играть в карты, например), его общество неизбежно оттуда выдавит. Такому человеку прямая дорога в мегаполис, где он точно найдет похожих людей».
Главный архитектор Москвы считает, что это вопрос архитектурный. Если начать развивать в городах культурные центры, среду, где человек имел бы шанс встретить себе подобного, проблему, вероятно, можно было бы решить.
«Сейчас это функция мегаполиса. Малые города сокращаются по всему миру, это не только вопрос России. А мегаполисы имеют на руках суперкозырную карту - здесь можно встретить кого угодно, - резюмировал эксперт. - И этот «кто угодно» не будет скрываться, при всех прочих равных, здесь ему жить спокойнее».
Евгений Горчаков
Комментарии (0)