Автор: священник Константин Камышанов
Источник: http://www.pravmir.ru/filosofiya-obraza-novogo-xra...
Строить храмы только по традиционном образцам, или в церковной архитектуре возможно что-либо принципиально новое? Откуда взялись традиции храмостроительства? Каким может быть и должно быть новое слово в этой области? Размышляет священник и архитектор Константин Камышанов.
Однажды ко мне на практику пришел студент архитектурного факультета. Тема его курсовой работы — Детский культурный центр. Разобрались с местом и посадкой и встал вопрос о самой архитектуре. У парня разогрелись глаза. Ему хочется быть и Захой Хадид, и Фостером и Калатравой. Все хочется сразу. Давай! Принес рисунок — две пастилки одна над другой крестиком. Спрашиваю
— Почему так? Что думал?
— Ниче не думал, просто так. Нравится.
— Ну, хорошо, что тебе в этих колбасках нравится?
— Просто нравится
Все понятно. Конечно, часто художники думают руками. Также часто просто слизывают. Поэтому не думают. Попытался рассказать о философии образа и вдруг, парень обрадовался:
— Я все понял! Есть архитекторы, которые дают преимущество объему, а есть, которые начинают с планировок. Значит, вы больше уважаете планировку. Как я сразу не догадался!
— Нет, не угадал. Ни объем ни планировки, а пространство. Я считаю, что архитектор должен создавать событие пространства. Вот ты делаешь Детский центр. Представь себе, что он построен и к нему по улице заваленной грязным снегом с трудом идет мамочка с ребенком. Конец дня. Она вымотана до предела. Мальчик со скрипкой тоже устал, после напряженного дня в школе. И вот они входят в твой центр и…вдруг, попадают в райский сад. Всюду зелень. По стенам среди мангровых зарослей струится вода, в бассейне цветут лотосы, летают птицы. Птиц можно пускать обычных, с улицы на зимовку. А летом пусть живут ласточки.
Мама входит, и у нее от восторга расцветает лицо. Они ведь пришли в этот Центр ради надежды на будущее ребенка. И вот им надежда открывает объятия. В классных комнатах всюду цветы, свежий воздух. Ты ведь делаешь курсовую. Не стесняйся. Самый лучший архитектор тот, кто может создавать новые образы из воздуха, из ничего. Пробуй. Остальное будет легче. А можно создать симфонию Света. Свет как событие. Света всегда мало у нас центральной России. Световые композиции по стенам. Солнечные блики, световые полы. Мама попадает в из зимней серой каши в световое облако.
И вижу, что студенту моя речь, как марсианский язык. Две колбаски ему просто нравятся. Зачем ему все это? Ему нужно ни создание мира, ни пространства, а нужна курсовая. Отправил обратно в институт. Зачем время тратить на штукарей?
Разговоры про новую архитектуру православных церквей надоели. Время от времени появляются пробные проекты храмов, выраженных сегодняшним языком архитектуры, и тут же вызывают шквал брани. Ругают все. Даже те, кто хотел бы видеть что-то новое. Люди привыкли. Им кажется, что поиск новых форм — профессиональное пижонство. В самом деле, изменения должны происходить из реальных проблем, реальных потребностей. Не стоит инициировать проблемы на пустом месте. Не стоит делать новые храмы только потому, что Калатрава что-то где-то строит и его хвалят.
На самом деле проблемы есть. Например, богословская. Если это для кого-то проблема. В основе большинства русских храмов лежит, как позиционируется, модель Иерусалимского храмового комплекса. Но так ли это? Последовательность объемов и функциональных связей в этом комплексе такова:
Скиния
Например, Скиния — полу-шатер, полу-дом. Шатёр представлял собой строение, сочетавшее как форму шатра, так и форму прямоугольного шалаша с каркасом из деревянных досок и плоской крышей без окон. Его устройство позволяло разбирать всю конструкцию на части, пригодные для ношения. В задней его части находилась ещё одна, внутренняя, скиния, размером 5×5×5 м, отделённая от остальной части строения занавесом и называемая Святая святых.
Перед Святая святых находилось священное пространство, Святилище, отделённое завесой от передней части ограждённого двора Таким образом, шатёр состоял из трёх деревянных стен: двух боковых, на север и юг, и задней, на запад и был закрыт завесой с восточной стороны.
Нет, это не похоже на наш обычный храм.
Может быть, имелся ввиду Третий храм — храм Ирода? Посмотрим на его устройство.
Реконструкция Третьего храма
Он состоял из множества отделений.
Двор язычников – с менялами, жертвенными животными, фонтанами, куда был открыт доступ язычникам. Кроме язычников, сюда могли входить и евреи, которые находились в состоянии нечистоты и даже те, кто подвергся отлучению (херем). Это наш притвор с нищими, свечными столиками и книжными лавками.
Внутренний Двор, состоящий из «Женского двора», Места назореев, склада дров и всего необходимого для жертвоприношений, места для больных проказой, склада для вина и масла. Аналогии наших храмов очень косвенные — ризницы и зал собраний.
Также не имеет аналогов Двор Израиля и Двор священников в который вели семь или восемь ворот, между которыми (и частично над которыми) находились служебные помещения, где изготовляли фимиам (Бет Автинас), ванна для омовения первосвященника в Йом-Киппур (Бет ха-твила), помещения, в которых приготовляли хлебы предложения, заседал Синедрион и т. д.
Здесь осуществлялось большинство жертвоприношений, и находился большой квадратный (50×50 локтей) Жертвенник всесожжения высотой 15 локтей; на каждом из его углов были рогообразные выступы. В юго-западном углу жертвенника было два отверстия для стока крови жертвенных животных. Эта кровь стекала в трубу, которая вела к реке Кедрон. Возле этого угла были также две чаши, где совершались возлияния вина и воды. В православном храме эта часть символически осуществлена на площади алтаря.
Собственно Храм, состоящий из Святая Святых, Святилища и Притвора.
Мы ясно видим, что планировка русского православного храма лишь отдаленно напоминает композицию как Храма, так и собственно храмового комплекса. Говорить о преемственности архитектурных решений не приходится в связи с сильнейшим упрощением первоначальной идеи. Едва похожа. А вместе с тем, в богословских кругах настаивают на каноничности выводимой из, как мы видим, несуществующего подобия.
Мы взяли за основу несуществующую модель несуществующего храма. То есть мы сами выдумали этот канон, утвердили и настаиваем на нем.
Более того, складывается впечатление, что развитие форм храма происходило отчасти стихийно. Например, первым новозаветным храмом стала во многом случайно Сионская Горница — просто комната в доме. Потом, для службы стали использовать базилики, бывшие ранее просто местом собрания граждан Рима. Базилики, укрупняясь, дали начало более сложным крестово-купольным храмам на Западе и Востоке. А наши сельские церковки — это усеченные и очень упрощенные модели великолепных храмов средневековья.
Так о чем «беседуем словами» с искусствоведами? О каком каноне идет речь? О сельских храмах центральной полосы России, родившихся по наитию часто безвестных зодчих? Более того, можно сказать что сама практика русской православной архитектуры все упростила до отношения двух объемов, очень и очень косвенно связанных с первоначальной моделью Иерусалимского храма.
Реально планировка нашего храма такова: Алтарь, собственно храм — четверик, трапезная и притвор. В трапезной никто не трапезничает, в притворе нет кающихся и отверженных. То есть даже это слабое подобие выродилось до простых отношений объемов: Алтарь — Храм. Все прихожане находятся в одном однородном пространстве противолежащем объему алтаря.
Мы, выводя канон, как бы, хотели обратиться к образу к храму, созданному по дизайн-проекту самого Бога. Архитектор Веселеил воплотил эту идею в материале. Но она абсолютно не похожа на наши храмы.
Ну что же мы тогда имеем? Какова богословская идея этих двух объемов?
Ее нет.
Вот именно здесь возможны к рождению совершенно новые и каноничные интерпретации. Например, поскольку вся наша служба имеет венцом Литургию, то вполне законно можно было бы рассматривать модель Сионской Горницы. Ведь она и в самом деле первым новозаветным храмом и в ней совершилась первая Литургия. Алтарь посередине, как Трапеза апостолов, а предстоящие либо вокруг, либо на площади полукружья. Алтарь в этом случае мог бы иметь низкую византийскую преграду, так Христос не отделялся от учеников, а был среди них.
Возможна модель Рая. Рай — это алтарь, а предстоящие в пространстве противопоставленном Раю — символической трактовки Мира, решенной последовательностью иерархически подчиненных объемов.
Это только одни из возможных богословских концепций, могущих решить создавшееся положение вещей при организации церковного объема. В Законе Божием прот. Слободского мы находим возможные формы храма в виде креста, звезды, круга. То есть это не Церковь нас ограничивает, а мы сковали сами себя по рукам и ногам. Более того, перечень геометрических фигур предлагаемых как основание храма, следуя логике показанной в «Законе Божием», вполне можно добавить новыми фигурами и образными предложениями.
Чем круг или звезда лучше овала или другой, более сложной фигуры? Математика как некий портной шьет одежды для науки и технике на сто лет вперед. Совсем не сразу нашли техническое применение теория вероятности, бином Ньютона и не евклидова геометрия Лобачевского. Так и с богословием архитектурного образа. Церковь промыслительно и деликатно оставила художникам и зодчим простор для творчества и профессиональной свободы. Мы сами себя загнали в такие рамки, в которых уже невозможно шевелиться.
ИНТЕРЬЕР
Анализируя общее впечатление, производимое интерьерами наших храмов, можно заметить два способа решения, две эстетические концепции. Первый, часто признаваемый идеальным, — модель Пасхальной Субботы. Низкие потолки, объем, разбитый на отдельные маленькие помещения. Общая колористика ночи: темно синий потолок, звезды, подобные звездам лампады. Тихая прикровенная атмосфера молитвы в ожидании Воскресения и Восхода Солнца. Таковы интерьеры новгородской Софии, Спасского собора Андроникового монастыря в Мосвке, Афон.
Другая модель представлена такими храмами, как Исаакиевский собор в Петербурге или Храм Христа Спасителя в Москве. Это модель Третьего Рима. Это цитата Собора апостола Петра в Риме. Здесь есть что-то от главного храма Рима — Пантеона. В Храме Христа Спасителя главное ощущение возникает от легко читаемой идеи соборности власти, народа и Церкви. Все предназначено для отражения величества и мощной торжественности.
Продолжением темы Храма Субботы мог бы стать Храм Воскресения, весь светлый, наполненный солнцем, сияющий и заставляющий сиять народ, иконы, пространство.
Продолжением темы Третьего Рима мог быть стать Храм Пасхального Пира или Рая, как завершение идеи Рима, образом Рая. В этом случае мы могли вспомнить наших предков, прибывший в Константинополь в поисках веры и воскликнувших:
— Не знаем, где мы были, на земле или на небе!
Поиск новых форм – не самоцель, а обновление понимания своего места в Церкви, раскрытие новых граней величия и устройства Церкви. Сегодня наша храмовая архитектура очень и очень тихо и невнятно говорит о том, о чем она должна свидетельствовать во всеуслышание — об устройстве мира, о нашем месте в мире, о Рае. Задача христианского православного сообщества внести ясность в реальное положение вещей в храмостроительстве и восприятии образа Церкви.
УДОБСТВО
Отдельная тема удобство, которое может предложить архитектура. Не секрет, что выстоять длинные праздничные службы очень трудно даже бывалым прихожанам. Боль в спине и ногах -серьезная проблема, отвлекающая молящихся от самого главного — осмысленного участия в Литургии. Не надо из себя представлять более серьезных подвижников, чем афонские монахи. А на Афоне есть сидения ДЛЯ КАЖДОГО монаха — стасидии — это стул с высокими подлокотниками. В нем можно сидеть, стоять и «висеть» на локтях. Почему мы не жалеем народ?
В поселке Власиха, в Храме св. прп. Илии Муромца в цокольной части был устроен крестильный храм, который одновременно служит местом пребывания матерей с младенцами. Туда выведен монитор, по которому семейства могут наблюдать за ходом службы и подниматься в основной храм точно к Причастию. Там же есть комнаты отдыха для наиболее слабых членов Церкви.
Можно слышать, что такое утомительное стояние и боль в спине должно пониматься как некая наша жертва Богу. Не думаю, что болезненное состояние молящихся радует Бога. Наш Бог добрый. Когда вызывают скорую помощь на праздничную службу для очередного прихожанина-«сердечника» — это совсем не дело. Нельзя так мучить людей нашей косностью и не желанием думать.
ПРОБЛЕМЫ СОВРЕМЕННОГО ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ
Последнее время обозначилась новая проблема, также ждущая своего архитектурного и богословского решения. Участки, выделяемые под строительство новых храмов в больших городах стали катастрофически маленькими, для того что там можно было решить вопрос полнокровной приходской жизни. Если раньше храмовый комплекс обычно, вольготно раскидывался на земле в виде маленькой деревни, находя место и для воскресной школы, и для складов с котельный, и для гаража, то теперь необходимо искать решения размещения всех этих объемов не по горизонтали на плоскости, а по вертикали в одном объеме с храмом.
Можно было бы все это как-то компоновать рассчитывая только на профессионализм архитектора, но хотелось бы иметь и богословский образ такого сложного сооружения. Этот новый требуемый набор помещений или по сути дела монастырь в одном объеме не решается в старых архитектурных формах. Поиск в этом направлении был начат, например, в Петербурге на Карповке, в церкви, устроенной св. прав. Иоанном Кронштадтским.
Храм двенадцати апостолов, по сути дела, просто многоэтажный дом, украшенный куполами. И вместе с тем нет ощущения диссонанса между гражданским фасадом и храмовым завершением. Архитектор Никонов и святой Иоанн Кронштадский хорошо решили задачу, если бы не одна проблема — церковь находится на третьем этаже. Но для первого шага это очень неплохо.
На заре перестройки среди церковных архитекторов возникали споры о виде храма для современных новостроек. Были две концепции: одна — поместительный храм на несколько тысяч человек или серия небольших уютных церквей, разбросанных между серийными домами. Жизнь поставила точку в споре очень просто. Нет свободной земли для множества храмов. На повестке дня многофункциональный храмовый комплекс. Таких прецедентов еще не было в истории русской архитектуры. Эта задача требует новых решений.
Уже совершенно очевидно, что старые формы не вмещают нового содержания. Невозможно реализовать жизнь современного городского прихода в образцах тысячелетней давности. Упрямство и бескомпромиссное желание цитировать старые образцы — тупиковый путь, упирающийся в стену. Если мы ничего не изменим, то проблемы будут нарастать как снежный ком.
ИТОГИ
Таким образом, мы видим реальные проблемы, накопившиеся в храмоздательстве. Именно они должны стать мотивом для разработки архитектуры будущего нашей Церкви. Эти РЕАЛЬНЫЕ проблемы связаны с проблемами теоретического, эстетического и функционального порядка. Осмысление и уяснение канона необходим как для понимания зарождения и становления нашей национальной храмовой архитектуры, так и для понимания верного и правильного пути будущего развития.
В русской церковной архитектуре всегда имели место два направления: традиционное и новаторское. И в дальнейшем эти две ветви сохранятся. Совершенно противоестественным является их автономное существование. Музеефикация и слепой повтор свидетельствует о непонимании и не вхождении автора в суть русской православной культуры. Голое модернистское новаторство — о нежелании находиться в историческом и культурном контексте нашей страны и Церкви.
Мы можем продолжать делать вид, что что-то знаем. Мы можем даже настаивать и капризничать, но нужно быть честным хотя бы с самим собой. И особенно перед Богом. На сегодня мы имеем не богословие храма, а традицию, пришедшую в конфликт с традицией и условиями жизни православных в сегодняшней России. Наша пассивность сегодня — это залог все нарастающих проблем в будущем. Мы ведь живем в стране, которая нам является родным домом.
Комментарии (0)